Форум поклюнников группы Fleur

Не ругайте сильно, если что)

2 часа сидел

Наши сны

Наши сны
Никому кроме нас не нужны.
Мы бомжи, потому и ужасно смешны.

Мы больны,
Потому и не очень важны,
Всё равно
Не дотянем до новой весны.

Города стёрли меня без следа,
Я теперь магистраль, вместо крови - вода.
Города проложили рельсы по мне,
И теперь я бываю счастливой только во сне.

Наши сны -
Череда бессвязных картин.
Тень луны,
Мы в какую-то пропасть летим,

Мы пьяны,
В жизни нет никаких перспектив.
Мы сидим на песке,
Пока нас не смоет прилив.

Города стёрли меня без следа,
Я теперь магистраль, вместо крови - вода.
Города проложили рельсы по мне,
И теперь я бываю счастливой только во сне.

Города,
Как пустые глаза Сатаны,
Наши сны
Никому, кроме нас, не нужны.

Мы больны,
Не дотянем до новой весны,
Растеряв
По пути атрибуты войны.

Города стёрли меня без следа,
Я теперь магистраль, вместо крови - вода.
Города проложили рельсы по мне,
И теперь я бываю счастливой только во сне.

Города стёрли меня без следа,
Я теперь магистраль, вместо крови - вода.
Города проложили рельсы по мне,
И теперь я бываю счастливой только во сне.

Маленькие пушистые смерти

Как тебя я могу в холодную землю зарыть,
Недавно, тёплый мой маленький друг,
Ты оживёшь, может быть.
Мне писк послышался слабый,
И я не могу уснуть.
Маленькие розовые лапки скребутся в замёрзший грунт.

Я не знаю, куда мне деться от маленьких пушистых смертей,
В ладонях моих остановка сердца, не будет пушистых детей.

Я иду на рынок зверьков, покупаю ещё одну жизнь,
Заранее знаю, что в будущем снова придётся мне пережить.
Есть кладбище в полисаднике, о котором никто не знает,
Я думаю, как доберутся они в свой маленький пушистый рай.

У многих друзья и соседи, дом, огород и сад,
А у меня мои маленькие пушистые смерти в замёрзшую землю стучат…

“Я отразилась в погасших экранах...”

Я отразилась в погасших экранах,
В двух лунках, наполненных мутной водой.
В зияющих дырах, в осколках стеклянных,
Наверное ты любовался мной.

Легко и игриво, внезапным порывом
Может сбросить с обрыва разрушительный ветер,
Но трудно довольно, тому сделать больно,
Кто смотрит спокойно в глаза своей смерти.

Как же ты не заметил – я колючий куст на камнях,
И тебе, разрушительный ветер, не выкорчевать меня,
Как же ты не заметил – я колючий куст-западня,
Лети, разрушительный ветер, ты слабее меня.

Нет спасений, для таких вот растений,
Ни полива, ни тени, только ветер и солнце,
И всегда под корнями песчинки и камни,
Так что ты не мешай мне, привыкшей бороться!

Как же ты не заметил – я колючий куст на камнях,
И тебе, разрушительный ветер, не выкорчевать меня,
Как же ты не заметил – я колючий куст-западня,
Лети, разрушительный ветер, ты слабее меня.

С виду хилый, кустик мягкий и милый,
Но с разящею силой многогранных колючек,
Я советую ветру улетать незаметно,
Трогать глупо и вредно бойцовых живучек.

Как же ты не заметил – я колючий куст на камнях,
И тебе, разрушительный ветер, не выкорчевать меня,
Как же ты не заметил – я колючий куст-западня,
Лети, разрушительный ветер, ты слабее меня.

“Птица сделала выбор”

Птица сделала выбор и крылья теперь вместо рук,
Но слабыми вышли крылья, а так хотелось на юг…
Туда, где далёкие горы тонут в пуху облаков,
И ветви сломаются скоро под тяжестью спелых плодов.

Мы вышли в сумрачном крае, где даже станции нет,
И вспомнили, что не взяли в спешке обратный билет.
Друг друга грели ночами под ветром и под дождём,
Нашли деревья и камни, в степи построили дом.

Мы долго искали рельсы, но их простыл даже след,
Ведь в этом пустынном месте никаких остановок нет.
Сначала смогли прижиться, потом устали искать,
И не к чему больше стремиться, и нечего больше желать…

Мы подобрали птицу, она поёт, даже уснув,
О юге, который ей снится, во сне открывая клюв.
Мы тоже о юге мечтали и просто отбились о стаи,
И на полпути упали в холодный сумрачный край.

Великое Ничто

С тех пор, как сумрак настал, ты так безмятежно спал,
И шёл в страну своих снов. А мой не сложился путь,
Никак не могла уснуть, всю ночь смотрела в окно.
Холодный ветер подул
И много смёл в пустоту беспомощных спящих тел,
Разрушил мир, разобрал, развеял и разметал,
И делал, всё, что хотел.

Холодный ветер стирает всё,
И весь наш мир в пустоту снесён,
И ни при чём здесь ни тьма, ни свет,
Взойдёт ли солнце, раз неба нет?

Об этом лучше не знать, я лучше легла бы спать,
И стала бы пустотой.
А как мне тот факт принять, что я осталась летать
Одна в Великом Ничто.
Я закрываю глаза, и открываю глаза,
И разницы вовсе нет.
И трудно верить всерьёз, но страшно задавать вопрос,
И страшно задавать вопрос.

Холодный ветер – мечта моя,
Теперь об этом так жалею я,
Пусть был бы мир хоть какой-нибудь,
В Ничто Великом боюсь уснуть.

Вдруг стало не так темно и проступило окно,
В него тёплый ветер подул.
Возникла рядом кровать, ты продолжал крепко спать,
Я опустилась на стул.
Всё стало каким-то свежим и мир как будто бы прежний,
Наполнила красота.
Всё зацвело и запело, и стало разбитое целым,
И всё на своих местах.

Был весь наш мир в пустоту снесён,
Но тёплый ветер исправил всё,
Чтобы создать, нужно сжечь дотла,
Так быть должно, чтобы жизнь была.

Холодный ветер стирает нас,
А тёплый ветер заново создаст,
Порядок в мире всегда такой,
Один подует – за ним другой.
А между ними Ничто всегда,
В Ничто Великом мрак и пустота,
Ах, тёплый ветер, подуй скорей,
Ах, тёплый ветер, Ничто развей.

"Он меня ненавидит страшно..."

Он меня ненавидит страшно, до умопомрачения,
И это действительно важно, имеет большое значение.
В эфире транслируют это, обсуждают в военных штабах,
И пишут во всех газетах, как о драме вселенских масштабов.

Под жестоким действием градуса безуспешно просил прощения,
Все народы мира, возрадуйтесь, это речь мирового значения.
В эфире транслируют это, обсуждают в военных штабах,
И пишут во всех газетах, как о драме вселенских масштабов.

Он меня любит страшно, до умопомрачения,
И это действительно важно, имеет большое значение.
Как мысли плевка на асфальте, как личная жизнь комара,
Как история пятен на скатерти, как судьба съеденного вчера.
Как страдания капусты кислой, мемуары жёлтого снега,
Как бесценны чувства и мысли величайшего человека.

Во сне

С головой накрываясь,
Возвращаюсь в прерванный сон.
Я рычу и кусаюсь,
Но охотник вооружён.
Я на столбе позорном,
В тесном лифте несётся душа.
Среди запутанных формул
Нет кнопки нужного этажа.

Почему не приходишь ко мне
Во сне?
Неужели так трудно проникнуть сюда
Извне?
Неужели не будет развязки,
Прелюдий, прелюдий?
И даже во сне по-другому
Не будет, не будет.

Может, тебя с изменённым лицом
Не узнала в тягостных снах,
Пока растила хищных птенцов
В тонких руках-ветвях.
Я – нищий в одной рубашке,
Без сил упавший на снег,
Затоплены многоэтажки,
А я всё пытаюсь доплыть в ковчег.

Почему не приходишь ко мне
Во сне?
Неужели так трудно проникнуть сюда
Извне?
Неужели не будет развязки,
Прелюдий, прелюдий,
И даже во сне по-другому
Не будет, не будет,

Мир реальностью болен,
Наступает со всех сторон.
Мне снился звон колоколен,
А это звонил телефон.
Может быть, разбудил телевизор,
Накалом мыльных страстей,
Твой шопот, тихий и быстрый –
Это ведущие новостей.

Почему не приходишь ко мне
Во сне?
Неужели так трудно проникнуть сюда
Извне?
Неужели не будет развязки,
Прелюдий, прелюдий,
Ты проснёшься, меня не станет,
Не усну я, тебя не будет,
Не будет…

Весна, лето, осень, зима,
Мир постепенно сходит с ума.
Если ты здесь, поговори со мной,
Гляди за моей спиной.
Больше я ни о чём не прошу,
Напряжённо слушаю, не дышу.
Весна, лето, осень, зима,
Если ты не придёшь, я сойду с ума.

Почему не приходишь ко мне
Во сне?
Неужели так трудно проникнуть сюда
Извне?
Неужели не будет развязки,
Прелюдий, прелюдий, прелюдий, прелюдий,
Прелюдий, прелюдий, прелюдий…

"Мети, метла, мети..."

Себя уверю строго, что в комнате нет теней,
Никто за руку не трогал, не гладил меня по спине.
Я снова включаю свет, на глупые страхи сержусь,
Я знаю, что призраков нет, но всё равно боюсь.

Мети, метла, мети страхи глупые из головы,
Тоску и боль из груди, из сердца, все “Ах” и “Увы”.
Мети, мети, метла, очисти от мнимых мук,
В сердце нет ни боли, ни зла,
Ты волшебника лучший друг.

В этой комнате мало света, беспорядок мешает мыслить,
Хочу, чтобы в комнате этой стало светло и чисто.
В пространстве моей души скопился ненужный хлам,
Пора его поворошить и сделать уборку и там.

Мети, метла, мети страхи глупые из головы,
Тоску и боль из груди, из сердца, все “Ах” и “Увы”.
Мети, мети, метла, очисти от мнимых мук,
В сердце нет ни боли, ни зла,
Ты волшебника лучший друг.

Когда я иду по мосту, я думаю “он упадёт”,
И если я что-то люблю, мне кажется, это умрёт,
Предвижу трагичный исход от смеха, движения, грусти,
Но может быть этой пройдёт, хоть ненадолго отпустит.

Мети, метла, мети страхи глупые из головы,
Тоску и боль из груди, из сердца, все “Ах” и “Увы”.
Мети, мети, метла, очисти от мнимых мук,
В сердце нет ни боли, ни зла,
Ты волшебника лучший друг.

Ла-Манш

Один мой знакомый сидит один среди нарисованных лент, картин,
Один и тот же он видит сон, одно и то же рисует он.

Он видит, закрыв глаза, всё тот же пейзаж,
Белые паруса в проливе Ла-Манш,
Видит он, поднимаясь к себе на четвёртый этаж,
Как тени скользят по воде пролива Ла-Манш.

Сидит он, ссутулившись, у стола, и не замечает, что даль светла,
Что ночь сырая идёт к концу, и луч скользит по его лицу.

Он видит, закрыв глаза, всё тот же пейзаж,
Белые паруса в проливе Ла-Манш,
Видит он, поднимаясь к себе на четвёртый этаж,
Как тени скользят по воде пролива Ла-Манш.

Обычная будет моя судьба, подруга, невеста, жена, раба,
И скажет муж: “Наша жизнь прошла, и быть иной она не могла”.

Но я вижу, закрыв глаза, всё тот же пейзаж,
Белые паруса в проливе Ла-Манш,
Хоть ещё раз услышать мне бы серебряный марш,
Летящее звёздное небо пролива Ла-Манш.

Голова в облаках

Любовь моя умирала, медленно чересчур,
А я наблюдала, делая маникюр,
На части тела в корыто течёт кислота,
Пусть моё сердце разбито, голова всё равно в облаках.

Всё наладилось постепенно после изгнанья из рая,
Вчера головой об стену, сегодня уже умираю,
Кровь ещё ядовита, еле стою на ногах,
Пусть моё сердце разбито, голова всё равно в облаках.

Фотки летят в ведро, боль причиняют движенья,
Лицо, разбитое в кровь, улыбается отраженью,
А я в развалинах быта танцую среди бардака,
Пусть моё сердце разбито, голова всё равно в облаках.

Какая смешная правда, как иллюзия обернулись,
Но ждёт меня уже завтра на углу двух каких-нибудь улиц,
Надеясь согреться в шкодливых моих руках,
Безумец с разбитым сердцем и головой в облаках.

На краю

Я уснула в камере пыток, где на стенах тиски и клещи,
Среди старых кошмаров забытых, мне снились странных вещи,
Заглушала музыка крики, столько памяти в каждом слове,
Я уснула в камере пыток на полу в луже липкой крови.

Я уснула ночью глубокой, в страшной чаще, зарывшись в листья,
Среди диких чудовищ, голодных, о своей не заботясь жизни.
Всё равно нет смысла бороться, я и так давно уже пала,
И уснула, выключив солнце, потому что очень устала.

Я уснула на поле битвы, в самом центре кровавой бойни,
Среди раненых и убитых, полежать хотелось спокойно,
Всё равно нет смысла бороться, я и так давно уже пала,
И уснула, выключив солнце, потому что очень устала.

И так долго бежала не глядя, пока без сил не упала,
И уснула на автостраде, в двух шагах от промышленных свалок,
Выпадали осадки местами, люди спали в своих квартирах,
А я уснула в густом тумане, на краю совершенного мира.

Человек 32

Друзья уломали остаться, и я не пошла домой,
Сижу, не в силах подняться, смотрю тебя, как кино.
Ты реален и это меня почему-то пугает,
Мир чужих, загадочных снов меня поглощает.

Это сердце из камня, этот камень, как воск,
А моё пять минут назад уже разорвалось,
Если ты прикоснёшься ко мне, я умру мгновенно,
Разлечусь на множество капель, забрызгаю стены.

Как мне это назвать, человек 33 черты,
Любовь или ненависть ты, папара-пам.
Хотелось бы знать: остаться мне или бежать,
Спасаться или продолжать, папара-пам.
Умеешь ли врать, поймёшь ли ты мои шутки,
Или вдруг ты зануда жуткий, папара-пам.
И как мне понять, увижу ли в небе алмазы,
Или ревности дикой гримасы, папара-пам.

Я, наверное, не буду пить – это вряд ли поможет,
От катания на карусели, мурашек по коже,
Так приятно смотреть на тебя, сидя тихо в сторонке,
Наблюдать твои взгляды и жесты в замедленной съёмке.

Я не выдам себя, осторожность всегда не напрасна,
Чем приятней начало, тем гаже финал и ужасней.
Лучше спрячу жемчужину обратно в ракушку,
И верну на дно в глубину, так сделать нужно.

Должна я сказать, я – 32 шипа,
Шипы-поступки, шипы-слова, папара-пам.
Попробуй понять: остаться или убегать,
Спасаться или продолжать, папара-пам.
Я – 32 борьбы, драться лучше, чем хныкать и ныть,
Побеждённых легче простить, папара-пам.
Издержки судьбы закалили пинки и обиды,
Систему личной защиты, папара-пам.

После того, как случилось всё, о чём я жалела горько,
Моё сердце снова забилось и не покрылось коркой,
Не смотря ни на что, оно снова поёт,
Просто я не уверена, может ли петь твоё.

Человек 33, пойми меня, если сможешь,
И я постараюсь тоже, папара-пам.
Хочешь сказать – говори,
Для того, чтобы вместе дышать,
Нужно сделать как минимум шаг, папара-пам.
Любые слова не важнее того, что за ними,
Хотя бы спроси моё имя, папара-пам.

Я – человек 32, чувственный и настоящий,
Как камень в лицо летящий, папара-пам.

Как мне это назвать, человек 33 черты,
Любовь или ненависть ты, папара-пам.
Хотелось бы знать: остаться мне или бежать,
Спасаться или продолжать, папара-пам.
Должна я сказать, я – 32 шипа,
Шипы-поступки, шипы-слова, папара-пам.
Попробуй понять, остаться или убегать,
Спасаться или продолжать, папара-пам.

Икринки

Рыбы приняли за водопад бездонную пропасть.
Хорошо, что рыбы молчат - ужасна была бы громкость.
Реют в воздухе плавники, блестящие спинки.
И кружатся чешуйки и золотые икринки.

Но я могу изменить ход событий,
Ведь это одна из моих же историй.
Можно бездонную пропасть залить
Ласковым, тёплым, тропическим морем.

Кошки, очень любившие рыбу, тоже прыгнули в пропасть,
Балансируют лапами, но вряд ли поможет им ловкость.
Реют в воздухе уши, хвосты, полосатые спинки,
И кружатся клочки и пушкИ, кошачьи шерстинки.

Но я могу в своём воображении
Переписать, как угодно все главы.
И приземлить, замедлив движение,
Кошек в лесу на мягкие травы.

Я падаю в давящий мрак глухими ночами,
В мир жестокий, где всё не так, в глубь разочарований.
И рождаю ловушки ума, как будто не знаю,
Что придумала бездну сама и вела себя к краю.

Ведь дело лишь в том, что мне нравится больше -
Жить в мире ужасном или красивом.
Количество сил нужно одно и то же,
Чтобы быть несчастным или быть счастливым.

Дело лишь в том, что мне нравится больше -
Жить в мире ужасном или красивом.
Количество сил нужно одно и то же,
Чтобы быть несчастным или быть счастливым

Человеческая красота

Капли становятся всё тяжелей,
Их не могут сдержать облака.
И скоро на нежную зелень полей
Прольются они как река.
Вода зашипит в золе.
Хорошо лежать под дождём на земле.

Эволюция, сделав прыжок,
Проявилась в прекрасности всей.
Это кожаный, тонкий мешок
Для кишечника и костей
С ненасытным провалом рта –
Человеческая красота.

С ненасытным провалом рта –
Человеческая красота.

Мы рождаемся, чтобы гнить,
Разлагаться и заражать,
Проявляя упорство и прыть,
Чтобы дальше гнить продолжать,
Приближаясь к смерти всю жизнь.
В этом есть, безусловно, смысл.

В человеке столько дерьма,
Что все уже заждались,
Когда он треснет по швам
И вывалится вся слизь.
Человек, бесспорно, красив,
Как один огромный нарыв.

Человек, бесспорно, красив,
Как один огромный нарыв.

Капли становятся всё тяжелей,
Их не могут сдержать облака.
И скоро на нежную зелень полей
Прольются они как река.
Вода зашипит в золе.
Хорошо находиться в земле.

Человеческой красоте.
Человеческой красоте…
Человеческой красоте…
Человеческой красоте…

Об огненном будущем

Мы стоим на площади перед тобой,
Играем песни одну за другой в незнакомом мне городе.
И название песни кричит толпа,
Я не знаю, какие там будут слова и какая мелодия.

Но во сне всё не так, как в реальном бреду,
И легко придумать всё на ходу, гармонично волнующе.
Главное только смело начать, снова и снова люди кричат
Об огненном будущем.

И теперь я жду каждый день, каждый час,
И все мои сны и мысли о нас,
Хорошо так кому ещё?
И уже со мной не прошлый, земной,
Не ветреный, брошенный, не дымно-водяной, а огненный, будущий.
И мне всё равно, как выглядит он,
Чего он мастер, во что вовлечён, сильней ли других мужчин,
Вот я полыхнула в его глазах и кровью написано в небесах
Об огненном будущем.

И в этом сне меня было две,
Другая кого-то искала в толпе и слушала голос мой.
Она найдёт и столкнутся такие, две разрушительные стихии,
Одна сильнее другой.
Не знаю, что потом будет с нами,
Есть в памяти только ночного сна, а потом не заполнит дна.
Но я узнаю, что скрыто за ним, когда настоящее станет моим,
Мой будущий огненный.

Зов маяка

Я пыталась тебя убаюкать, но вот уже стало светло,
И меня разбудила муха миллионом ударов в стекло,
Она будет себя разбивать, пока полностью не разобьёт,
Просто ей сложно принять, что стекло сильнее неё.

Штормящее море не спит, бушует уже много дней,
Волны бьются в гранит, но гранит всё равно сильней.
Мечется в клетке волк, пытаясь прутья сломать,
Клетка сильнее его, но ему это сложно принять.

Останови поток, исчезни, как всё исчезает,
Почему мне так нравится то, что меня разрушает.
Угомони вулкан, сделай так, чтоб твой образ погас,
Почему так нравится нам то, что разрушает нас.

Какая могучая сила пустила нам пыль в глаза,
Все поезда отменила, удалила все адреса.
Методично лишая разума вязкой путаницей в мозгу,
Обстоятельства разделяют нас, но принять это я не могу.

Останови поток, исчезни, как всё исчезает,
Почему мне так нравится то, что меня разрушает.
Угомони вулкан, сделай так, чтоб твой образ погас,
Почему так нравится нам то, что разрушает нас.

Я вспомнила о тебе и маюсь всю ночь на пролёт,
Тоскливо в туманной мгле маяк корабли зовёт,
Я знаю, ты наверняка мечтаешь забыться во сне,
Но слушаешь зов маяка и думаешь обо мне.

Останови поток, исчезни, как всё исчезает,
Почему мне так нравится то, что меня разрушает.
Угомони вулкан, сделай так, чтоб твой образ погас,
Почему так нравится нам то, что разрушает нас.

Месиво чувств

За жизнью капель на стекле я наблюдала,
Одна из них особенно сияла,
Расслабленно и не спеша перетекаю в огненный шар.
Огненный шар шепнул два слова, мне показалось,
Слышен шепот снова.
С каким-то тёмным озорством шепнуть спроси,
Спроси его.

Хочешь ли ты стать частью моей темноты,
Месивом чувств, без ушей и глаз,
Хочешь ли ты, вечность не смотрит на нас.
Хочешь ли ты в мой плен, в мир ощущений без оков и стен,
Раствориться во мне, стать частью моей,
Месивом чувств, без глаз и ушей.

Из бессознательного нечто появилось,
И в наши души и умы внедрилось,
Бесформенна и невидима, я - амёба,
Самозабвенно с ней слились мы оба.
И говорить за нас и шевелить телами,
Мы стали им, а это стало нами.
Прозрачное и чужеродное оно,
Шепнуло: “Ну, пора, спроси его”.

Хочешь ли ты стать частью моей темноты,
Месивом чувств, без ушей и глаз,
Хочешь ли ты, вечность не смотрит на нас.
Хочешь ли ты в мой плен, в мир ощущений без оков и стен,
Раствориться во мне, стать частью моей,
Месивом чувств, без глаз и ушей.

Куда исчез огненный шар, прозрачная сущность,
Невыносимо, как комар, зудящий скучность,
Часы поют тебе, пора идти,
И жердочку мою освободи.
Освободи мою полянку во вселенной,
Мой изолятор, мою кукольную сцену.
Не знаю, что это вчера владело над нами,
Но я, сегодня, думающий камень.

Хочешь ли ты стать частью моей темноты,
Месивом чувств, без ушей и глаз,
Хочешь ли ты, вечность не смотрит на нас.
Хочешь ли ты в мой плен, в мир ощущений без оков и стен,
Раствориться во мне, стать частью моей,
Месивом чувств, без глаз и ушей.

Ничего не случается

Ничего не случается в жизни моей,
Только носит то медленнее, то быстрей
В какой-то путаной игре.
Промозглый ветер, клочья мусора в нашем дворе.
В квартирке тихой от скуки маюсь допоздна –
То с кошкой, то с книгой, то просто, стоя у окна.

Ничего не случается в жизни моей,
Лишь вчера поздно вечером шла от друзей.
Уже темно, орут коты.
В подъезде света нет, а я так боюсь темноты.
Стрелой взбежала наверх я по ступеням –
Вот и всё, пожалуй, из острых ощущений.

Уходите иллюзии, и образы из сна,
Не равны наши силы – вас сотни – я одна.
Четыре ночи напролёт
Не хочет сердце спать, оно всё поёт и поёт.
Оно стучится, и не даёт мне отдохнуть.
Случится, случится, случится завтра что-нибудь.

Любовь

Я не могу выйти из дома, проверяю свет.
То тревожный сигнал телефона, то забытый пакет.
Сто раз, перед зеркалом стоя, платья меняю,
То нужно кота покормить, то хочется чаю.

Я – любовь, я приду в середине июля,
Поздно ночью, в доме, где все давно уснули.
Он не спит, телевизор включён, его клонит ко сну.
Ждал напрасно меня он всю весну.

Я не могу выйти из дома, где же ключи?
До трёх соседка с балкона что-то кричит.
То вдруг понимаю, что хочется спать очень сильно,
Два дня не могла оторваться от нового фильма.

Я – любовь, я приду в середине июля.
Там в кафе она будет сидеть, качаясь на стуле,
Держа в руках пустой стаканчик от вина.
Я приду, как обычно, когда все отчаялись ждать меня.

Я – любовь, я приду в середине июля,
Поздно ночью, в доме, где все давно уснули.
Он не спит, телевизор включён, его клонит ко сну.
Ждал напрасно меня он всю весну.

Я – любовь, я приду в середине июля.
Там в кафе она будет сидеть, качаясь на стуле,
Держа в руках пустой стаканчик от вина.
Я приду, как обычно, когда все отчаялись ждать меня.

Конечно, они объяснятся,
Конечно, они будут вместе.
Надежды осуществятся,
И будут написаны песни.

Бездна звезд

Под спутанной копной волос нет места сну
Среди бескрайней бездны звёзд ищу одну.
Хоть небо ясно и почти нет облаков,
Песчинку тяжело найти среди песков.

Над морем в синеве и в дали почти тону,
Среди солёно-горьких капель ищу одну.
Но эта трата сил пустая, вперёд, Сизиф!
Узнай в галдящей птичьей стае один призыв.

Я не прошу меня спасти, могу сама.
Я не прошу меня найти, не спрятана.
Но знать в хоре бесконечных просьб и обид,
Услышит ли мой голос Вечность, он говорит:

Пьянящий воздух, водный шёлк и млечный путь,
Хочу огромный сделать вдох и всё вдохнуть.
Пусть захлебнусь, но мне всё мало, звёзд и воды.
И я могу сойти с ума от красоты.

Чужой праздник окончен

Нет сил до дивана дойти от открытых дверей,
Роза, плавая, в ванной проживёт ещё несколько дней.
Я не грущу, нарядное платье скользнуло со стула.
Я не грущу, я лечу, почти что уснула.

Может быть, я напрасно притворялась и делала вид,
Что уже не опасна, что уже ничего не болит.
Нужно поспать, завтра вставать на работу.
Сто лет, или хотя бы четыре часа медленного полёта…

Чужие слова охлопаны дверью,
Чужие мечты облетали с деревьев,
Мы уходим домой глубокой ночью,
Потому что чужой праздник окончен.
Ночь тает при виде рассвета,
Душа моя слово раздета.
Осталась одна сигарета,
Всё допито, а-а, всё допето, а-а.

Не пройди где-то мимо, не пожав моей слабой руки,
Пережить эту зиму, ты хоть как-нибудь мне помоги.
Я почти что здорова, я не думаю больше об этом,
Доктор сказал, я готова к новым победам.

Чужие слова охлопаны дверью,
Чужие мечты облетали с деревьев,
Мы уходим домой глубокой ночью,
Потому что чужой праздник окончен.
Ночь тает при виде рассвета,
Душа моя слово раздета.
Осталась одна сигарета,
Всё допито, а-а, всё допето, а-а.
Всё допито, а-а, всё допето, а-а.
Всё допито, а-а, всё допето, а-а…

Обескровленная Мэри

От Кровавой Мэри каждый
Хочет силы и свободы.
Без неё умрут от жажды
Малокровные уроды.

Пьют без мыслей и догадок,
И останется в фужере
Раздражающий осадок -
Обескровленная Мэри.

Остаётся лишь поникнуть
И к сырой стене прижаться,
Легче навсегда притихнуть -
Слишком больно наполняться.

Легче быть Бескровной Мэри,
Быть не первой и неправой,
И подслушивать за дверью.
Как же снова стать Кровавой?

Безысходно, безнадежно,
Исступленно, постепенно,
Входят запахи подкожно,
Входят звуки внутривенно.

То, что нежно - будет грубо,
То, что слабо - слишком туго.
Здравствуй, Боль, моя подруга,
Ход из замкнутого круга.

Много горечи и соли,
Каждый день, как будто внове.
Это вкус и запах боли,
Это вкус и запах крови.

Насладись Кровавой Мэри,
Пей ее с рычаньем зверя,
И останется осадок -
Обескровленная Мэри.

Безысходно, безнадежно,
Исступленно, постепенно,
Входят запахи подкожно,
Входят звуки внутривенно.

То, что нежно - будет грубо,
То, что слабо - слишком туго.
Здравствуй, Боль, моя подруга,
Ход из замкнутого круга.